Бакинский республиканский аэропорт встречает прилетающего гостя залпами горячего азербайджанского ветра — этой неповторимой смеси запахов нефти и шашлыка. Усатые таксисты в кепках-аэродромах, незнакомый гортанный язык, баритон Муслима Магомаева и тенор Бюль-Бюль Оглы в репродукторах.
Роскошный восточный город как-то быстро сменился унылой коричневой степью. К запаху нефти добавилась какая-то химическая горечь. Это такси въехало в один из самых экологически грязных городов мира — Сумгаит. Город, сплошь застроенный монструозными химическими заводами.
Прости меня, Господи, за украденную фотографию сумгаитских заводов:
А сразу же за Сумгаитом, в огромном плоском поле, лишь на горизонте сменяемым синими горами, открылись три жалкие пятиэтажки, продуваемые всеми ветрами — жилой городок военной части 40408 «Насосная-2». В этой без всяких ограничений жопе мира родители намеревались встретить и прожить молодость…
Если вы думаете, что папа привез маму в новенькие и просторные офицерские хоромы, то вы, как и мама в свое время, слишком наивны. Первым углом молодой семьи стало ОФИЦЕРСКОЕ ОБЩЕЖИТИЕ.
Кто играл в популярную виртуальную стрелялку DOOM 3? Если помните, игра начинается эпизодом, где главный герой вступает через скрипучую ржавую дверь в мрачные казематы, в темных коридорах которых бродят страшные зомби. Точно такая же картина представилась моей маме в офицерском общежитии. И казематы, и зомби. С одной лишь разницей — в отличие от героя игры, у мамы не было пистолета и возможности сохранения…
Ступая по очень липкому полу и стараясь не упасть в обморок от витавших здесь этаноловых паров, она вошла в душную комнату. Запах спирта здесь усилился неоднократно. Сквозь никотиновый дым мама с трудом разглядела кровать. На невообразимо грязной простыне лежал абсолютно голый мужчина. Тело не подавало признаков жизни, со свисающей руки обильно стекала кровь, рядом с некоторой хрипотцой медленно вращались разбитые, забрызганные кровью лопасти вентилятора.
Сгорающий от смущения отец притих сзади. Он придерживал маму, пытаясь сохранить ей вертикальное положение, при этом отточенными движениями ноги пытался закатить многочисленные пустые бутылки под кровать.
Человек на кровати слегка дернулся и, проявляя признаки жизни, смачно рыгнул.
Мама, этот невинный ангел, мечтавший об Айвенго, подняла трясущуюся руку, ткнула в тело и тихонечко спросила папу: «Яша, этот мужчина, он тоже офицер?».
Получилась бы отличная немая сцена, но тишину убил страшный вопль и улюлюканье. «Ливийцы!» — заорал отец и бросился тормошить голого мужика на кровати.
Думаю, в этот момент рассудок мамы подвергся нешуточному испытанию. Заглянув в окно, она увидела толпу негров (негры в СССР?!). Негры воинственно размахивали дубинками и что-то орали на арабском мате. Отец, спешно открыл холодильник, вытащил бутыль с прозрачной жидкостью и швырнул её в открытое окно. Шум смолк.
Друг Советского Союза Муаммар Каддафи отправил в наши военные части самых лучших детей своего народа, чтобы они смогли постичь военную науку и оберегали священную Джамахирию от посягательств свиней-американцев. Ливийцы поначалу очень стеснялись, пять раз в день молились и ели только рис. Спустя два месяца обучения они пришли к выводу, что без некоторой ассимиляции военную науку освоить невозможно и попробовали спирт. Еще через месяц они уже бухали страшнее самого пропитого прапорщика…
В общежитии родители прожили около недели, а потом в Азербайджан с недружественным визитом нагрянул тот самый атомный ледокол «Ленин», ворвался в кабинет к командиру полка и уже через час молодожены переехали в однокомнатную квартиру. А там уже и я решился на выход.
Морса и его место Силы. На горшке я мог сидеть часами. Родители уезжали в город на концерты, оставляя меня одного со своим другом. Друг оставлял мне красивый ободок на попе:
Через тридцать лет процесс повторится:
Первые воспоминания детства приходят мутными обрывками. Первый цельный цветной эпизод вспоминается уже только к годам шести-семи. Мы с друганом Лехой взобрались на огромную нефтяную трубу, уходящую за горизонт.
Под трубой полувысохшее русло бывшей реки. Дно покрыто сухим желтым кустарником. Труба во многих местах дает течь и из нее выдавливается тяжелая коричневая слизь, в которой тут же умирают многочисленные степные насекомые. Долбоеб Лешка зажигает спички и кидает их в кустарник. Я только успеваю подумать о нефти в трубе, как за нашими спинами до облаков поднимается столб огня…
Знаменитый советский легкоатлет Валерий Борзов бежал стометровку за 10 секунд. Я думаю в этот день мы с Лехой рекорд Борзова таки побили. Бежали, а в ушах рев пожарных сирен, а в мозгу мысль — «щас как ёбнет!». Начинающий террорист Леха испортил мне тогда каникулы. Все дни я безвылазно просидел в квартире, прислушиваясь к каждому шороху за дверью, и живо представлял картины моего этапирования в Сибирь («Владимирский централ, зла немеряно»). Обошлось.
Я буду лично драться на шпагах с каждым, кто заявит, что мое детство было не самым лучшим в мире. Летом жара под сорок, когда выжить в светлое время суток можно было только в прохладном сыром подъезде. Вечером, когда спадала жара, из какой-то рядом расположенной Преисподни прилетали комары и пили кровь проклятых кафиров.
Сибиряки говорили, что печально известная своей кровожадностью сибирская мошка — плюшевая игрушка в сравнении с крылатыми азербайджанскими мастодонтами-кровососами.
Измененный комариными укусами рельеф лица местного ребенка был такой же характерной чертой внешности, как загар.
Комары господствовали в небе, землю прикрывали сухопутные батальоны змей, скорпионов и пауков-фаланг.
Чем занимались дети пустыни в свободное от комаров время? Пылили в степи в футбол. Пацанва делилась как правило на три команды. Первые две пинали мяч, а третья отгоняла отары овец. Не пнешь блеющую скотину, тут же засрет весь «стадион». О да, мы были эстетами — полуголое азербайджанское рванье — по овечьему говну ходить нам было неприятно.
Так азербайджанские тёмы лебедевы изображали местных детей:
Родители тоже не скучали. На аэродроме базировались самолеты перехватчики ПВО МиГ-25, прозванные в народе «летающий гастроном». Уникальным продукт инженерного гения конструкторов Микояна и Гуревича был тем, что охлаждение самолета МиГ-25 осуществлялось практически чистым 96% спиртом и «массандрой» (смесью спирта и дистиллированной воды), абсолютно пригодной к употреблению с закуской и без. В результате еще царское мнение «офицер должен быть всегда сильно выбрит и слегка пьян» выполнялось нашими офицерами строго наоборот.
Бухали, да. Всё, что не могли выпить, меняли у азербайджанцев на каспийскую черную икру. И завывали голосом Верещагина из «Белого солнца пустыни»: «Опять ты мне эту икру поставила. Не могу я её каждый день, проклятую, есть!!»
Да, бухали! Да, блядовали по полной! (а что вы хотите от здоровых молодых людей, которых служба оторвала от цивилизации и закинула в три дома посреди пустыни?) Но если вы считаете, что такая раздолбайская армия была недееспособной, то вы сильно ошибаетесь. Советский летчик мог в любом своем состоянии доковылять в одних трусах до кабины своего МиГа, запустить лучшую машину в мире и надрать уши любому иранцу, американцу, да хоть черту на метле.
Это была каста отличных профессионалов, людей чести и совести и все еще незапятнанных идеалов. Импотенцию нынешней российской армии ругают все кому ни лень. Наверное, есть за что. Но мне кажется, русский солдат в любое время при всей внешней неказистости остается тем самым славным русским солдатом и в самых безнадежных ситуациях таки ухитряется схватить Победу-Викторию за её сиськи. Не раз уже проходили… Немного пафосно получилось? Отставить пафос! Возвращаемся в детство.
Приближался 1988 год. Еще пышащее здоровьем тело советской империи начинало подгнивать на перефирии. Ребенком я ощущал это не меньше взрослого.
Моя школа находилась в 10 километрах от военного городка в соседнем поселке с нефтяным названием Насосный:
Уже тогда школа была четко разделена на два сектора: русский и азербайджанский. Разделяющая секторы граница была линией фронта. По одну сторону — аборигены. По другую — дети военных, местные русские и представители ста тысяч других народов и народностей, пестро населяющих Кавказ.
Линию фронта мы пересекали очень редко, азербайджанцы к нам в классы не совались. Каждый день в школу нас привозил автобус из военной части. Беда в том, что близко к дверям школы автобус не подъезжал, останавливаясь у школьного двора. Через двор к нам в сектор еще нужно было пройти пару сотен метров. Вот тут аборигены и устраивали нам облавы.
Драки были достаточно жесткими, часто доходило до крови. Мы не сбивались в отряды; каждый бежал к спасительной двери сам по себе. За тех, кого останавливались и били, не вступались.
Пройти в школу еще можно было с помощью «сталкера» из местных. Если идешь с местным — не трогали. Меня сопровождал мой одноклассник парнишка-перс Идрисс Пирази. Я запомнил его имя. Спасибо ему. Интересно, куда забросила его судьба?
Левая стрелка — Морса, правая — мой персидский ангел-хранитель:
Когда мне исполнилось десять, я должен был пройти обряд инициации в мужчины. Нет, обряд не включал в себя поглаживание груди соседки по парте.
Чтобы стать мужчиной нужно было совершить вылазку на самолетную свалку. Находилась свалка в десятке километров от военного городка. Несколько часов ходу по безжизненной, растрескавшейся от жары степи. Здесь находилось кладбище самолетов — таинственная детская Валгалла.
Нужно было действовать максимально быстро — свалка охранялась автоматчиками. Из списанных самолетов вытаскивался любой священный для подростка артефакт — приборы с циферблатами, подшипники, алюминиевые трубки. Со свалки нужно было обязательно притащить пластиковые ленты с дырочками посредине. Ленты соединялись посредством маленьких стальных конусов. При должном усердии с таких лент получался приличный кастет.
Тормозные колодки шасси содержали в себе металл магний. Пацаны облепляли колесо, как муравьи и прихваченными напильниками стачивали драгоценный порошок. Магний шел на взрывпакеты. Кое-кто пригонял магний целыми колесами. Его можно было положить в костер и неделями наблюдать за красивыми разноцветными спецэффектами.
Так, вооруженные кастетами, взрывпакетами и рогатками, мы ходили в азербайджанскую школу. Каждый день на фронт.
Когда однажды автобус был атакован толпой и булыжниками были разбиты стекла, ранив при этом водителя, русский сектор школы закрыли. Гостиницу на территории части спешно переоборудовали в школу. Пацаны вздохнули свободно — не нужно было больше погидать границы городка и идти в логово врага. А русские из поселка Насосный стали ходить учиться к нам.
В 88-м прошли первые серьезные столкновения между азербайджанцами и армянской диаспорой в городах Баку и соседнем Сумгаите. На наш аэродром стали садиться тяжелые транспортники ИЛ-76 с десантниками на борту. Миротворцы, епта! Порядок навели очень быстро — имелся хороший опыт таких операций в Праге и Варшаве.
В это самое время чуть не произошла другая масштабная катастрофа, благодаря героизму людей обернувшаяся всего лишь локальной трагедией. ИЛ-76 с десантниками на борту после «миротворческой» операции возвращался в Россию и через пару минут после взлета у него загорелось крыло (ходили слухи, что самолет расстреляли). Потушить огонь не смогли и махина стала заваливаться на страшный сумгаитский химический завод. Пилот до конца тащил машину и сумел дотянуть до моря, куда и упал.
Погиб весь экипаж и пара десятков десантников. А могли погибнуть тысячи. Имена героев так и остались в забвении. Я видел лишь груду черных мешков и обгоревшую тушку самолета на той же самолетной свалке.
Летом 90-го года на поселок налетел ураган и свалил памятный МиГ-15 с постамента перед офицерской столовой
Все сразу поняли, что полк скоро перестанет существовать. Надвигались страшные события осени девяностого.
Продолжение следует…
П.С. Морса благодарит авторов фотографий в сообществе «ул. Космонавтов» на страничке Одноклассники.ру, а так же неизвестных фотографов из Google Earth за фотографии. Когда Морса получит за свои мемуары литературную премию, он обязуется найти фотографов и купить им коробку конфет » вечерний Житомир»
