Этот опус я решил написать больше для себя. Чтобы через пятьдесят лет уже глубокий старик Морса, восседая в кресле-качалке на пневмоподушке, мог развернуть перед притихшей стайкой праправнуков голографический экран ЖЖ и торжественно рассказать им на ночь очередную байку из склепа моего детства в удивительной кавказской стране Азербайджан.
Естественно постараться вспомнить и рассказать правнукам всё, кроме самого финала, который к сожалению совпал в моем детстве с началом девяностых годов двадцатого века. Трагического времени в истории бывшей великой Империи, когда её громоздкое тело начинало лопаться изнутри, вскипая кровью и обнажая воспаленные нервы этнической и религиозной ненависти.
Когда сосед азербайджанец поднял руку на соседа армянина. Когда вспыхнувшее насилие стало всеобщей эпидемией и врач прописал всего десять минут на сборы пожитков, ведь следующий ИЛ-76 на Москву мог уже и не взлететь.
Такое детям на ночь лучше не рассказывать,
Но начнем с самого Начала истории, навигатор которой стал рассчитывать маршрут еще за год до моего рождения. Начиналось все в патриархальном местечке в Украинской ССР — городе Житомире.
Пара букв о Житомире, чтобы читатель имел представление:
1) Один из главных городов киевской Руси. Он был основан в те дремучие времена, когда таджик и молдаванин тащил свои клетчатые сумки не на холм, в который спустя двести лет некий Юрик воткнет табличку с надписью «Москва», а именно в «изобильный, щедрый град Житомир».
2) На протяжении тысячи лет город еле удерживается на краю все всасывающей в себя черной дыры под названием Киев.
3) Два самых известных житомирянина усмешкой судьбы имеют почти одинаковые фамилии. Это классик школьной программы по литературе Владимир Галактионович Короленко — автор книги «Дети подземелья» (кто не читал, тот пас баранов и в школе не учился) и тот самый отец советской космонавтики — Сергей Павлович Королев.
4)Советский танк Т-34, первым прорвавший фашистскую оккупацию, установлен на постаменте в центре города. Чтобы одним предложением описать патриархальность и навсегда застывшее время провинциального городка, скажу так: через триста лет, когда во всех городах планеты воздвигнут памятники роботу — трансформеру Десептикону, в Житомире на постаменте будет возвышаться все тот же танк Т-34.
5)В городе традиционно жило большое количество местечковых евреев, за что его негласно называли «Жидомер».
Среди таких местечковых евреев росли мои мама и папа…
Семьи моих родителей представляли разные полюса еврейской общины.
Родители мамы были видными и активными горожанами.
Бабушка занимала пост заместителя директора крупной зеркальной фабрики общесоюзного значения и параллельно занималась получением 264-го по счету диплома института Марксизма-Ленинизма. Очень активная волевая женщина с безупречной для СССР идеологией и верой в строительство светлого будущего.
Дед не хранил особой верности ни коммунистической партии, ни бабушке. Но в знак уважения идеалов жены он всегда на Первое Мая вывешивал на балконе огромные красные панталоны моей бабушки. Не мог оставаться в стороне от тех великих процессов, проходящих в стране под чутким руководством Партии.
Дед ведь тоже занимал важный пост. Занимался строительством, был уважаем в криминальном и полукриминальном мирах. В свои строительные бригады он набирал людей, недавно освободившихся из заключения. Их никто не хотел брать на работу, а дед брал. В результате один благодарный зек написал на него анонимку и деда даже посадили на год.
После окончания срока заключения деда выносили из тюрьмы на руках, а доносчик тот умер в больнице от телесных повреждений «не совместимых с жизнью».
О деде своем я могу рассказывать очень много. Обладатель уникального носа («нос — это витрина» — говаривал он), он, тем не менее, был любимцем всех женщин города, обожаем своими друзьями за свое гусарство, достоинство и обостренное чувство справедливости. Он был бессребреником, у него, несмотря на высокое положение в обществе, никогда не было денег.
Какие деньги, когда дед, к примеру, мог целый год копить на мотоцикл, купить его, устроить «обмываловку», и в тот же вечер продать, чтобы продолжить банкет. Тем не менее, моя бабушка, взращенная бескорыстными идеалами, любила деда до беспамятства. Просто потому что он был Мужчиной.
К сожалению, у таких активных по жизни родителей практически не оставалась времени на свою дочь. Очень красивая, с огромными цыганскими глазами, она днями и ночами читала книги и мечтала об Айвенго.
Когда ей стукнуло двадцать, мечты почти исполнились — Айвенго к ней таки заявился. В погонах младшего лейтенанта авиации, очень стеснительный, под ручку с представительной дамой в сложном шиньоне и ГДРовском платье. Его мамой и моей второй бабушкой.
Тот самый двор, где росла мама
Бабушка «номер два» здесь не с папой в погонах, это она с еще не родившимся мною
Родители моего отца были что называется из ремесленников. Дед — киношный красавец и отчаянный балагур, из-за эвакуации не мог получить нормальное образование и всю жизнь работал разнорабочим на во всех отношениях непривлекательной фабрике музыкальных инструментов. (ну что можно было украсть на такой фабрике — бубен?).
Его жена, моя бабуля, представляла собой человеческую реинкарнацию атомного ледокола «Ленин». Работая всю жизнь простой медсестрой, она тащила семью сквозь рай овощных и товарных баз, блата и связей. Бабушка не витала в облаках макро-экономики, как родители мамы, она просто лучше всех освоила первобытную экономику натурального обмена, господствующего на локальном уровне в СССР. И поэтому проживала в прекрасной трехкомнатной квартире, заставленной румынской мебелью и финской сантехникой.
Своего сына они прилично затюкали, застращали мрачным будущем в чинах начальника уборной или ассенизатора.
Скажем так, отец и правда не подавал особых надежд в школе. Он не читал книжек, но любил ковыряться в своем велосипеде. Поэтому, когда родился его младший брат, об отце забыли. И даже в военное училище не провожали. Лишь директор школы в напутствие сказала отцу «если ты поступишь в училище и станешь офицером, то я стану балериной».
А у папы откуда-то из глубин вдруг всплыла гордость. И не смотря на простуду и температуру он неожиданно блестяще сдал экзамены, тем самым даже наплевав на некоторые ограничения, которые существовали на лиц еврейской национальности при поступлениях в вузы. И учился хорошо и диплом получил почти с отличием. Так бывает, когда человек из тоталитарной системы обучения советской школы попадает в вуз, где требуются знания, а не лобзания.
Папа потом вернулся в Житомир, с голубым околышем фуражкой с кокардой в виде звезды на крыльях («рояль в кустах») и погонах с двумя звездочками он зашел в кабинет директора школы и попросил стать ее на пуанты (красивая легенда).
Отец вышел из училища офицером и по распределению попал в Азербайджанскую ССР, на самую границу с враждебным тогда Ираном. Вы понимаете, что значит, когда человек выбивается из-под крыла очень авторитарной мамы на вольные хлеба офицерской касты? Да еще за тысячи километров от материнского гнезда?
Вот и бабушка это хорошо понимала. Поэтому отца нужно было срочно женить.
В офицерских погонах бывший шлымазл Яша стал выглядеть совсем другим человеком. Плохорганизованные набеги троюродных сестер были с легкостью отбиты солдатским юморком.
Папа, уже получивший первый опыт с приказарменными женщинами, смотрел за другие горизонты. Но бабушка-ледокол «Ленин» не даром прогрызала любые айсберги. Как это принято у евреев, через дальних родственников были найдены различные варианты трудоустройства сердца и безымянного пальца и папа в итоге остановился на моей маме (слава богу, папа!).
А маму особо никто и не спрашивал. Возраст в двадцать лет среди книжек Вальтера Скотта для советской девушки был уже страшным диагнозом, поэтому выбора, кроме как выйти замуж за офицерские погоны, и не было.
Три дня свадьбы, первая брачная ночь и сперматозоид Морса летит в далекий, неведомый Азербайджан!
Для всех желающих продолжение следует!
