1. 
Недавно у одного френда увидел дайджест его съемных квартир за всю случившуюся карьеру эмигранта на Британских островах. Появился соблазн составить такой же свой и вот вам битте шён: полный список моей недвиги за полных 16 лет проживания в стране, где Свенья это имя девушки.
Многое читатель со стажем уже прочитал в моих эмигрантских мемуарах. Кто еще не читал, делайте это немедленно. Морсоблог не является полноценным без этих постов.
С высоты прожитых лет и пережитых событий склоняюсь к мысли, что с первой крышей над головой в Германии мне повезло. Мало у кого получается с первого раза сразу въехать жить в культовый объект. Фильтрационный лагерь для беженцев «Bibby Altona» в городе Гамбурге уже тогда был знаменитым среди беженцев, а после своего исчезновения он стал известен и на государственном уровне.
Я про него много писал в мемуарах и нет смысла повторяться. Лишь совсем тезисно:
«Бибби Альтона» представлял собой бывший плавучий сухогруз-баржу с портом приписки — романтичным Нассау с Багамских островов. Бывшую баржу накрыли металлическим корпусом из спаянных контейнеров и пришвартовали к безлюдному берегу Эльбы по соседству с аристократическим районом Альтона. За какие-нибудь пару лет, с ближайших домов сдрыстнули все аристократы, недвижимость упала в два раза и район превратился в один из самых криминальных в городе. На самой барже прекрасный карибский дух выветрился так же быстро — его заменил запах мочи, немытых тел, пригоревшей селедки и горчичного спрея, который охранники охотно применяли днем и ночью против видимо страдающих от джетлага и потому бузящих гостей.
2. 
Гости на барже чувствовали себя свободно в своих самостоятельно организованных по национальному и религиозному признаку анклавах. Каждый день здесь разыгрывались драмы, достойные апокалиптической Вселенной Дмитрия Глуховского «Метро 2033». Люди под кроватью разводили кроликов, огурцы и заложников, люди жрали, жарили, совокуплялись, строили баррикады, жгли мусор, сколачивали отряды и совершали вылазки во враждебные сектора в поисках трофеев. Каждый день к барже привозили новые отряды гостей преимущественно из Африки, а те в своих теплых анусах доставляли ценный груз — пакеты с дурью. Каждый вечер во всех окружающих баржу опустевших домах проходили веселые Фестивали Дружбы народов: гости несли аборигенам лекарство, аборигены несли гостям золото…
Еще до конца первого десятилетия нового века правозащитникам, а так же оставшейся горстке жителей района удалось добиться закрытия лагеря. Но это светлое время я не застал, так как всего лишь через два года мне удалось сбежать из этого дурдома, чтобы попасть в новый… Сейчас на месте баржи новый район, полный модных лофтов. Раньше здесь тусовались просто бичи, а теперь бич-клубы.
3. 
Следующим моим приютом уже был не фильтрационный лагерь, а стоящее ступенькой выше общежитие. Высокий дом с красивой нью-йоркской кирпичной кладкой изнутри был сильно загажен крысами человеческого роду.
4. 
Передвигались обитатели по коридорам исключительно на «такси» — садились в спиженные тележки из супермаркета, а мелюзга за конфету развозила по комнатам. Здесь жили преимущественно балканские цыгане. Многие годами, многие нелегально. Снаружи царил вонючий пиздец, зато из щелей дверей некоторых квартир лился золотой цвет дворцов цыганских вельмож. Раз в месяц цыгану присылали билет в один конец на Родину, но тот предпочитал уезжать с экскортом тяжеловооруженных дойче коммандос, которые перед этим выбивали двери и укладывали целые семьи лицом на пол.
Проживая в цыганском дворце я закончил языковые курсы, но после их окончания был выпилен на сырую улицу ноябрьского Гамбурга без денег и носков…
Следующее жилье мне удалось найти в другом конце города — в бывших казармах американского контингента. Хоть и бывшие, но все равно воняло здесь солдатней, а солдатня воняет независимо от национальности и вождя в методичке. Здесь меня чуть не убили чеченцы, здесь меня спас серб, здесь меня по-деловому развели армяне.
Как почетному носителю генофонда еврейского народа, от германского народа мне полагалось отдельное социальное жилье. Сжимая соответствующие документы, я облазил весь город в бесплодных поисках. Один раз мне вручили ключи от квартиры, где не было… двери. Я пришел по адресу и нашел в кухне три бездыханных тела и гору шприцов.
Отчаявшись найти квартиру самостоятельно, я пошел к Фрау Рут. Фрау Рут была воспета в легендах всего еврейского народа из числа эмигрантов. Она занимала должность на общественных началах, получала от муниципалитета какие-то благодарственные шекели и помогала иммигрантам искать квартиры и заключать контракты. При этом Фрау Рут…о боже!… брала от бедных евреев взятку! Я думаю, она сама бы не догадалась, но попасть под влияние обаятельных бывших советских граждан так легко.
Я застал Фрау Рут в тесной комнатушке, облепленной по ее лысую макушку (болела раком) наседающими Сонечками, Ривочками и Рудиками. Все они очень спешили, у всех были больные дети и инвалид дедушка, все молили о сострадании и обещали Соломоново богатство за vip-обслуживание. Не сумев взять Рут абордажем, я заприметил одного паренька, который женился и искал у Фрау Рут квартиру побольше. Паренек дал мне адрес своей квартирки, из которой собирался съехать и посоветовал спешить.
Тетка в департаменте поставила печать и здравствуй, моя первая настоящая вилла в Гамбурге!
5. 
Жизнь в новой квартире проходила в два этапа. Первый я назвал «ковровым». Ковер — долгие годы был моей единственной мебелью, если не считать кровати. На нем я принимал делегации иностранных послов. На нем я напивался вдрабадан и не один. Ковер стоически выносил все признаки моей бурной молодости — в него проливали высокоградусное, просыпали порошковое, его жгли свечами, утюжили гантелями, в него заворачивали невест и вбивали командную чечетку под «релакс, тейк ит изииии».
6. 
Вот небольшая выдержка из мемуаров про самое обычное утро в этой квартире:
«Меня будят страшные раскаты грома и падающая на лицо штукатурка с потолка. Это включился таймер музыкального центра с мелодией Kataklysm «Face the face of War». Это не самая удачная музыка для пробуждения человека с только формирующейся психикой. Но иначе после четырех часов сна мне тяжело возвращаться из объятий ночной Джины Вайльд в реальность блядского утра понедельника. Не разлепляя глаз, я судорожно херачу ногой по всем кнопкам музыкального центра, потому что в стену уже начинает лупить сковородкой мой сосед-негр. В четыре утра он включает Пафа Дедди, но Катаклизм в семь ему не нравится.»
Второй этап повлиял на всю мою дальнейшую жизнь. В квартиру въехала со своим собственным креслом Морсеановна. В первый же день она разбила головой дверцу в шкафчике…
7. 
…но зато в последующие годы преобразила своей женской магией бывшую холостяцкую лодку в комфортабельную яхту. Гнездышко свила. Насколько позволял небольшой наш бюджет. Пьянок стало гораздо меньше, ходок из мебельного — больше.
8. 
В конце концов, Морсеановне надоело жить в квартире с разбитым кухонным шкафчиком и мы переехали в Мюнхен…
Если сравнить новый район в Мюнхене со старым в Гамбурге, то можно сказать, что я прыгнул Исинбаевой сразу на сто ступенек вверх по социальной лестнице. Финансовый шест гнулся, но выдержал. В Гамбурге соседями были алкаши, Мурат здесь продавал лаваш, а в доме напротив каждое утро выносили гробы — здесь был дом престарелых.
В новом районе в Мюнхене напротив моего дома рождались дети, здесь цвел и пах лес, а на огромных террасах почтенные бюргеры грилили бургеры. Составьте себе мнение.
9. 
10. 
Это была чудесная двухкомнатная квартирка в самом главном филиале рая на Земле. 1000 евро в месяц, дубовый паркет, окна в пол и гигантская терраса, где я хотел поставить стол для пинг-понга. Семь лет назад я начинал в Германии без носков и денег, а теперь я в носках на собственной съемной террасе.
11. 
12. 
В подвале стояли стиральные машины. Два раза в год жильцы приносили сюда столы и устраивали на своих «сименсах» вечеринки. Это было чудесное время.
А потом родился Джуниор и случилась смена квартиры, но не района. Но это уже другая история…
13. 
